Дети синего фламинго - Страница 36

Его послушались.

Галь, Тун, Юлька и я, пригибаясь, оттащили к мортире Дуга. Мы с трудом тянули его за руки. Ноги Дуга скребли по жидкой траве и щебню.

Соти закрыла рану Дуга мокрой тряпицей, и мы перевернули его на спину. Глаза его были открыты и неподвижны. И весь он был до ужаса неподвижен. Только волосы шевелились под ветерком, и от этого становилось еще страшнее. Я тогда впервые подумал, что волосы у мертвых шевелятся так же, как у живых, будто не хотят согласиться со смертью и живут сами по себе…

Галь опустился на колени рядом с Дугом, долго смотрел ему в лицо. Потом оглянулся на Туна и тихо сказал:

– Уведите маленьких в казарму…

Когда я вспоминаю остров Двид, мне кажется, что этот день был самый тяжелый. Самый-самый горький…

Галь, Тун, Шип и я стали думать, как похоронить Дуга. Нечем было вырыть могилу в каменистом грунте. Для такой работы годился лишь мой кинжал: он втыкался в камни, как в пластилин. Однако разве выроешь глубокую яму маленьким клинком…

Мы отнесли Дуга в глубокий подвал под квадратной башней и положили в нишу, где раньше хранились всякие припасы. Положили на подстилку из жесткой сухой травы. Укрыли рваной курткой, сшитой из мешковины. Стали складывать перед нишей стенку из камней. Камни сверху подавали все ребята. По цепочке. Сначала никто не плакал. Но потом наверху, у входа в подвал, громко зарыдал Винтик. Тогда слезы вырвались у всех, даже Галь не выдержал.

Особенно убивался Юлька. Он уронил камень, съежился в дальнем углу, и там его, как вчера, опять колотило от плача. Его никто не трогал и не успокаивал.

Мы плакали и укладывали камни. Ряд за рядом, слой за слоем. И Дуг становился все дальше от нас, превращался из человека в воспоминание…

Галь, кажется, первый понял до конца, что мы теперь одни. Он выпрямился, вытер локтем глаза и громко сказал:

– Хватит! Пошли наверх!

Он стал командиром.

Наверху Галь собрал всех у мортиры, переглотнул и решительно заговорил:

– Никто не подходите к обрывам – подстрелят… Соти, Стрелка, Точка, идите за башню и готовьте завтрак. Шип и Уголек, зажгите костер. Остальные – умывайтесь. Только воду берегите… Малыш, иди сюда!

Юлька, вздрагивая, подошел.

– Спасибо тебе, Малыш, – сказал Галь.

Юлька поднял мокрые глаза.

– Почему… спасибо?

– За Точку. Если бы не ты, ее бы тоже застрелили.

Юлька удивленно посмотрел на меня. Он, видимо, не помнил, как сбил Точку на землю.

Галь спросил меня:

– Птица может унести нас в Синюю долину?

– Сможет, если по очереди… Только надо лететь в темноте, а то обстреляют.

Галь кивнул, он не хуже меня понимал опасность. Птица в полете была почти невидима, но те, кто полетит с ней, будут как мишени.

Беззащитные мишени для тяжелых дальнобойных пуль.

“У нас давно нет огнестрельного оружия”, – вспомнил я слова Тахомира Тихо. Гады! Когда перепугались и решили воевать с мальчишками, все отыскали: и пули, и порох, и ружья…

– Ночью тоже светло. Луна… – вздохнул Галь.

– Ну все-таки не день. И может быть, ночью стражники дрыхнут и не караулят…

Мы договорились, что будем улетать по двое. Галь хотел покинуть бастионы последним, но я ему доказал, что он должен лететь в первой паре, чтобы там, в долине, отыскать место для жилища и встретить ребят. А мы с Юлькой отправим всех и прилетим сами.

День тянулся бесконечно и тяжело. Галь все время старался найти для каждого работу. Иначе было нельзя: стоило остаться без дела – и сразу наваливались мысли о Дуге. Маленькие начинали плакать… Но отыскать занятие для всех оказалось очень трудно.

Собирать пожитки в дорогу? Но у нас почти не было вещей.

Устроить стирку и мытье? Не хватало воды.

Наконец тех, кто постарше, Галь отправил чистить котелки, а остальных усадил в казарме и заставил решать задачки на сложение и вычитание. Решать – и никаких разговоров.

Дуг всегда говорил, что заниматься цифрами и чтением надо каждый день…

Вечер был сумрачный. Небо затянуло дымкой, и появились редкие тучки. Когда стемнело, мы увидели, что луна проступает неярким, размытым пятном. Что ж, чем темнее, тем лучше.

Я вызвал Птицу. Она прилетела, как всегда, через четверть часа после свистка. С шумом опустилась, подошла и положила мне голову на плечо.

Милая, милая Птица! Я ей так обрадовался! Я погладил ее шелковую шею, шептал ей хорошие слова. А она слушала и ласково пощелкивала клювом.

– Птица, унеси нас в Синюю долину, – сказал я. – У нас большая беда. Если останемся здесь, то все погибнем. Нам обязательно надо в Синюю долину. Понимаешь, Птица?

Она понимала. Она села на брус, и мы привязали качели. Галь взял с собой Соти. Она очень боялась, и он примотал ее к сиденью веревкой.

Я сказал:

– Держитесь, ребята… Лети, Птица.

Она шумно снялась с бруса и сразу растаяла. Мы увидели, как темные скорченные фигурки быстро уходят в высоту. Да, их было все-таки видно! И мы со страхом ждали выстрелов. Но стояла глухая тишина. Видимо, часовые ничего не заметили. Может быть, в самом деле дрыхли. Или ушли совсем…

Птица вернулась в середине ночи. К ноге ее было привязано ожерелье Соти. Это означало, что все в порядке.

Улетели Шип, Стрелка и Точка. Девочки были такие легкие, что мы подумали: Птица поднимет и троих.

И она подняла…

Второй раз Птица прилетела перед рассветом, когда мы все клевали носами у полупогасшего костерка. На ее ноге была красная ленточка Стрелки.

Я сказал:

– Спасибо, Птица. Теперь спеши домой, а вечером прилетай снова…

Почти весь день мы спали, потому что прошлая ночь была бессонная: тревожились за тех, кто улетел, ждали Птицу…