Дети синего фламинго - Страница 46

К оглавлению

– Садись, Женя, – сказал Юлька, не взглянув на суетливого Тахомира.

Я схватился за край корзины, подтянулся, перевалился внутрь. Сразу протянул руку Юльке.

Юлька на сгибе левого локтя держал мушкет. Он сердито качнул стволом в сторону Тахомира и слуги:

– Ну-ка, отойдите…

Тахомир заулыбался, закивал и отбежал. Слуга тоже засеменил в сторону, не опуская рук. Юлька сказал мне:

– Дай кинжал на минутку…

Я не понял, зачем ему кинжал, но дал. И поторопил:

– Садись быстрее. Давай ружье…

Юлька снизу смотрел на меня печально и виновато.

– Женя… я не полечу.

Я сразу понял. Не знаю почему, но в одну секунду я почувствовал, что Юлька твердо решил остаться. Сейчас мне кажется даже, что я заранее догадывался об этом, но боялся поверить.

– Юлька, не дури. – Я хотел сказать это строго, но получилось жалобно.

Он вздохнул:

– Ничего не поделаешь…

– Да зачем?! – отчаянно крикнул я, потому что больше всего на свете хотел домой, но знал: если останется Юлька, останусь и я.

Юлька насупленно проговорил:

– Они там, в Синей долине, еще ничего не знают. Кто им расскажет?

– Узнают! Скоро об этом весь остров узнает!

– Все равно… Еще, наверно, будут бои. Ребятам надо помочь… Я им принесу ружье.

– Юлька, не будет боев! Слуги Ящера не умеют воевать, они трусы! Ты же видел!

– Трусы, если без оружия. А стреляют они метко.

– Они не посмеют стрелять, Юлька! Раз нет Ящера – они побоятся.

– Кто их знает, – тихо сказал Юлька.

Я понял, что он все равно останется, и с отчаяньем проговорил:

– Ладно, сейчас спущусь…

Он быстро сказал:

– А тебе надо лететь.

– Дурак ты. Одному?

– Женька, кто-то должен лететь! Чтобы рассказать дома!

– Почему я, а не ты?

– Потому что… – Он опустил голову и почти прошептал: – Женька, я не могу быть предателем второй раз.

Тогда я заорал:

– Не можешь? Значит, это предательство? Значит, второй раз нельзя, а первый можно? Мне можно, да?

Но я не сделал движения, чтобы выпрыгнуть из корзины.

Он опять поднял печальные глаза.

– При чем здесь ты? Ты все сделал как надо. А я… Женька, лети. Ладно?

– И ты лети, – со всей твердостью сказал я. – Юлька, ты подумал об отце с матерью? Ты у них один сын… был…

– А птенец? – спросил Юлька. – Он ведь тоже сын… нашей Птицы. А Птицу убили. Кто выкормит птенца? Ведь никто из ребят не знает даже, где его гнездо. А я знаю…

Как я мог забыть о птенце? Он, наверно, уже умирает от голода! У меня от стыда зазвенело в ушах, как от хорошей оплеухи. Уже ни о чем не думая, перекинул я ногу через край корзины…

Но Юлька ударил кинжалом по веревке.

Меня бросило на плетеное дно, прижало к нему. Засвистел летящий сверху вниз воздух.

Когда я поднялся и сумел перегнуться через край, не было видно ни Юльки, ни лужайки с каменным сараем. Проплывали внизу белые домики окраины и делались все меньше…

Как я молотил кулаками по упругим прутьям! Я их даже кусал от отчаянья и давился щепками вперемежку со слезами…

Я, честное слово, прыгнул бы вниз, если бы это хоть чуточку могло что-то исправить. И если бы я не боялся, что даже в последнюю секунду буду мучиться от стыда и от тоски по Юльке…

Шар поднимался, поднимался и наконец остановился под самыми облаками. Казалось, он повис неподвижно, потому что и его самого и облака ветер гнал с одной скоростью. Меня окружили полная тишина и покой. Ни синему небу, ни облакам не было дела до моего горя.

Вдруг я подумал: в каждом воздушном шаре есть клапан, который можно открыть, если хочешь опуститься. Обычно от него тянется веревка. Но никакой веревки я не увидел. Да и куда опустишься? Внизу уже расстилалось ребристое, как стиральная доска, море и нигде не было земли.

Шар летел гораздо выше, чем когда-то летала с нами Птица. Шару было все равно. Делалось все холоднее. Сначала было просто зябко, но потом холод сдавил так, что от озноба стало трудно дышать. Я съежился на дне корзины, обнял себя за ноги, уперся лбом в колени. Холод не отпускал. Но мне было уже безразлично. Я понял, что замерзаю, и, кажется, не испугался.

Жаль, конечно, что так получилось. Жаль, что никогда не увижу маму и папу. И бабушку. И Толика… Жаль, что никогда не узнаю, что стало с Юлькой…

Эх, Юлька, Юлька, зря ты обрезал веревку. Хотел как лучше, а получилось вон что. Но я не сержусь. Не могу и не хочу на тебя сердиться… Пускай тебе повезет на этом проклятом острове, Юлька. Сделай все, что надо, и вернись домой…

Юлька, вы с ребятами постарайтесь победить, ладно? До конца. Потому что мы так и не победили Ящера. Мы взорвали тупого железного робота, а настоящий Ящер – это Тахомир с его слугами, с его Крикунчиком, с его квартальными воспитателями…

Ты, Юлька, держись… А я…

А что я?

Что я?!

Отчаянье опять встряхнуло меня. Так нельзя! Неужели все пропало? Нет, я вернусь и всем расскажу про остров Двид! Пускай он хоть сверхневидимый, все равно мы его найдем! И Юльку!

Но холод снова сжал меня. Давил все сильнее, сильнее, сильнее… Мне показалось, что я превращаюсь в ледяной, обросший инеем шарик.

И этот шарик покатился в синюю тихую пустоту.

…Я очнулся от тепла. Закоченевшие руки и ноги не разгибались, горло распухло так, что я не мог даже кашлянуть. Шар летел очень низко – над плетеными краями проносились ветки.

Я кое-как приподнялся.

Были сумерки. Шар несло вдоль берега – между березовым лесом и водой. Своим днищем корзина иногда царапала песок.

Я узнал это место: слева светилось под закатом наше озеро, справа была дорога в Рябиновку…

Впереди темнели высокие кусты. Корзина мчалась прямо на них. Я зажмурился.