Дети синего фламинго - Страница 19

– До твоего берега? – странно спросил он. – Часа два пути. Но идти лучше утром…

“Он, кажется, все про меня знает”, – подумал я. Подошел к очагу и сел напротив старика на корточки. Он не удивился. Спокойно глянул на меня и стал ворошить палкой горящие сучья. У него были худые щеки, редкая бородка, костистый лоб почти без морщин. Зато ниже лба, на всем лице, морщин было очень много. При свете очага они казались глубокими и черными.

Я спросил:

– Вы лесник?

– Я отшельник.

Это меня совсем успокоило. Я читал, что отшельники никому не причиняют вреда.

– Значит, вы живете здесь один и молитесь богу? – спросил я.

– Нет, – спокойно сказал старик. – Я не молюсь. Я пока не уверен, что бог есть. Просто я ищу Главную Истину.

– Что? – не понял я.

– Главную и Вечную Истину, – хмуро, но терпеливо повторил он. – В чем смысл человеческого бытия.

– А-а… – сказал я.

Отшельник быстро взглянул на меня.

– Разве ты понимаешь, о чем я говорю?

– Что же тут не понять?

– Ты тоже думал об этом?

– Было как-то, – сказал я.

Отшельник снова опустил голову и зашевелил в очаге сучья.

– Все равно, – вздохнул он. – Никто не знает ответа.

Но я знал ответ. Мама мне объяснила эту истину давным-давно – года два назад. Это случилось, когда меня ошарашила мысль: зачем живет человек, если все равно умрет? Я два дня ходил как пришибленный, а временами такая тоска брала, что прямо хоть головой о камни. Мама наконец увидела, что я сам не свой, стала расспрашивать. Ну, я не выдержал, рассказал о своих мыслях.

Мама посадила меня на колени и серьезно объяснила:

– Это с каждым человеком бывает: однажды у него появляется такой вопрос…

Но мне было не легче от того, что это с каждым…

Мама сказала:

– Каждый надеется дожить до глубокой старости. А тогда человек уже так утомлен и спокоен, что умирать ему не страшно.

– Да не в том дело, что страшно! – крикнул я. – Просто обидно! Живешь, живешь, а потом – ничего.

– Вовсе не ничего, – возразила мама. – У человека остаются дети. У тех детей будут еще дети, много новых людей. А все люди – которые были, которые сейчас живут и которые потом будут, составляют человечество. А человечество будет всегда, оно бессмертное.

Но меня это не успокоило. Я не понимал, зачем оно, человечество? Зачем, если люди, которые будут жить потом, тоже станут мучиться от таких же вопросов, как я? Все равно будут спрашивать: зачем живет человек?

И мама сказала:

– Человек рождается, чтобы радоваться жизни. Смотри, какое чистое небо, какая весна, смотри, сколько на земле интересного. Когда радуешься, разве спрашиваешь, зачем? Радуешься, вот и все.

Я подумал, что это правда. Но тут же вспомнил, что не у всех людей жизнь радостная. У кого-то сплошное горе, а он все равно живет. И сказал об этом маме.

Мама вздохнула:

– Конечно, всякое в жизни бывает… Бывают беды и несчастья, но люди с ними спорят и все равно стремятся к радости… А самая большая радость, Женька, это любовь…

– Какая еще любовь? – недовольно спросил я. Книжки и кино, где бегают на свидания и целуются, я терпеть не мог.

Мама засмеялась:

– Всякая. Когда человеку очень нужны другие люди: мама и папа, друзья, дети… Вот мы с папой тебя любим и точно знаем, зачем живем. Чтобы ты вырос хорошим человеком и был счастлив… Но не только для этого, конечно! – смешно спохватилась она. И серьезно добавила: – Вообще надо стараться жить, чтобы другим от тебя что-то хорошее было. Ясно?

Нельзя сказать, что все мне было ясно. Однако главное я, кажется, понял. И я спрыгнул с маминых коленей, потому что жить в самом деле было интересно. Я вспомнил, что ребята строят за гаражами робота Федю с пузатым самоваром вместо головы, и побежал на улицу…

Сейчас, глядя на отшельника, я подумал, что хорошо бы все это ему объяснить. Но не решился. Мне показалось, что он со мной не согласится. Я только спросил:

– А зачем вам Главная Истина?

– Как зачем? – удивился он. – Чтобы знать.

– Ну да… А зачем знать? Что вы с ней будете делать, когда узнаете?

Он утомленно объяснил:

– Истина – это не вещь. С ней ничего не надо делать. Ее надо осознать, вот и все.

Я боялся его обидеть, но очень уж было непонятно, и я нерешительно спросил:

– А потом что?.. Вот у нас во дворе если ребята что-нибудь интересное придумают, они сразу бегут к другим и рассказывают. Иначе какой прок?.. А вы ведь живете один… Или вы потом пойдете к людям?

Отшельник покачал головой:

– Не пойду. Главную Истину каждый должен искать для себя сам… И откуда я знаю: вдруг мое открытие принесет другим людям вред? А я не хочу никому делать ни добра, ни зла.

Я удивился:

– Зла – это конечно. А почему добро не сделать?

– Потому что все должно идти своим чередом, – вздохнул Отшельник. – Не следует вмешиваться в движение событий…

– Но вы же… вот вы помогли мне. Разве это не добро?

Отшельник опять быстро взглянул на меня и встал.

– Не знаю, – сказал он. – Это вышло само собой. Выпей молока и ложись. Поспи до утра…

Утром Отшельник снова покормил меня и сказал:

– Теперь ступай с миром…

– А куда идти?

– Иди как шел. Лучше держись тропинок. А вообще-то здесь одна дорога… Не сворачивай со своего пути, а то попадешь в Заколдованный лес. Кто туда попадет, все на свете забудет… Прощай.

И я снова пошел на северо-восток.

Были на пути все те же деревья, заросли и лужайки. Но теперь лес опять показался мне красивым и добрым. Все чаще попадались тропинки.

Где-то через час я увидел высокую кирпичную стену с разрушенными зубцами наверху. Тропинка вела прямо к железной ржавой калитке.