Так вот почему она появилась будто из пустоты! Она умела становиться невидимой! Ну, правда, не совсем невидимой. Ярко-желтый клюв, сероватовые ноги, темный хвост и черную оторочку крыльев можно было разглядеть. Но только если сильно присмотреться. В общем, Птица исчезла, как исчезают изображения у картинок-переливашек на карманных календариках.
Но исчезала Птица или появлялась, она по-прежнему смотрела на меня. Я помахал ей рукой и шагнул в лесную тень.
Куда идти, я не знал и пошел на северо-восток – так, чтобы солнце светило в правую щеку. Почему-то казалось, что эта дорога до моря будет самой короткой. Да и лес в этой стороне был реже…
Трава была высокая, но не густая, и шел я легко. Кругом стояли узловатые могучие деревья – не то старые вязы, не то ясени. Я раньше таких не видел: вокруг нашего городка лес был сосновый вперемежку с березой и осиной, а на улицах росли тополя да клены. А здесь – как в сказке про Красную Шапочку или в балладах о Робин Гуде…
Прошло, наверно, минут десять. Я услышал сзади шаги, торопливые и тяжелые. Бросился к ближнему дереву. Но пугаться не стоило: меня догоняла Птица.
Зачем я ей понадобился?
Она подошла, согнула шею. В клюве ее был зажат шнурок с ключом. С моим ключом от дома!
До чего же я обрадовался! Я совсем забыл про ключ, а она как-то догадалась, нашла, догнала меня…
– Спасибо, Птица! Значит, я еще попаду домой, да?
Она весело покивала, щелкнула клювом и пошла назад. Я опять помахал ей и тоже зашагал. Шел и разглядывал ключ. Мне показалось, что в трубчатый стержень попал мусор. Я дунул в трубку. Нет, ключ был чистый: из него вырвался звенящий свист. Совсем как в те дни, когда мы с ребятами играли в футбол. Таким свистом я давал сигнал к началу матча.
Я вспомнил наших ребят, вспомнил Толика, вздохнул и дунул еще раз. И сразу же услышал шаги Птицы. Она догоняла меня снова!
– Что, Птица? Что случилось?
Она переступила тонкими своими трехпалыми ногами и посмотрела как-то нерешительно. Опустила голову и осторожно тронула носом ключ. Потом отошла и оглянулась.
Я начал догадываться. Отвернулся, отошел, прижал ключ к нижней губе и свистнул. Птица тут же подбежала и выжидающе склонилась надо мной.
– Ты решила, что я звал тебя? Нет, Птица, – сказал я, – это нечаянно. Извини. Я просто так свистнул… Не сердись, Птица.
Тогда она снова положила мне голову на плечо, и я опять погладил ее шелковую шею.
И мы разошлись…
Я долго шел через лес. Иногда идти было нетрудно: попадались ровные лужайки, а порой я натыкался на полузаросшие тропинки. Но случалось, что путь загораживали частые кусты и лианы. Приходилось продираться. Сворачивать я не хотел, старался идти прямо на северо-восток.
Через несколько часов я совсем измотался. Стояла душная жара. Кожа у меня горела от всяких ядовитых колючек. Был я такой исцарапанный, что квартальный воспитатель номер восемь, наверно, при виде меня грохнулся бы в обморок.
Часто попадались прохладные ручейки, и жажда меня не мучила, но зато ужасно хотелось есть.
Когда же кончится этот проклятый лес? Утром он казался мне добрым, ласковым, а сейчас был как враг.
Я выбрался на полянку и упал в траву. Просто ноги уже не держали. Я лежал, уткнувшись лицом в пахучую зелень, и думал: “Хоть бы ягод каких-нибудь найти…” И вдруг услышал легкие шаги. Совсем не похожие на шаги Птицы.
Конечно, я испугался. Но убегать и прятаться не было сил. Я посмотрел через траву. По лужайке шел сгорбленный старик в длиннополом сером халате. Халат был подпоясан жгутом, скрученным из сухой травы.
Старик шел прямо ко мне. Когда я это понял, то собрал последние силы и встал.
Старик посмотрел на меня водянистыми глазами и сказал:
– Мир тебе в этом лесу. Ты устал?
– Да, – прошептал я.
– Если хочешь, пойдем ко мне. Поешь и отдохнешь.
Он повернулся и зашагал, не оглядываясь. Не очень резво, но и не тихо. И трава будто сама собой расступалась перед ним.
Я подумал, что могу попасть в руки врагов. Но, постояв секунду, я поспешил за стариком: очень уж хотелось есть.
Скоро мы оказались у лесной хижины. Три стены ее были сложены из замшелых камней, а передняя сплетена из веток. В плетеной стене была дверь и небольшое оконце. На пороге старик оглянулся и сказал:
– Входи в мой дом…
Я вошел. Было просторно и полутемно. В дальнем углу возились какие-то животные – не то овцы, не то козы. Пахло сухой травой и дымом.
– Садись где понравится, – предложил старик.
Я оглянулся, увидел топчан, покрытый тряпьем, и сел. Прислонился к бугристой каменной стенке. Камни сквозь майку холодили спину. Старик молча поставил рядом со мной глиняную миску, положил кусок хлеба и деревянную ложку.
Я взялся за еду. Это была теплая сладковатая каша, не знаю, из какой крупы. Когда я выскреб донышко, старик дал мне кружку холодного молока.
“Позвал в дом, кормит, – подумал я. – А знает ли он, кто я такой?” Будто в ответ на эти мысли, старик сказал:
– Ложись, отдохни. В этом доме тебя никто не тронет.
И я перестал бояться. Да и что оставалось делать, когда глаза сами закрывались от усталости? Я скинул сандалии и свернулся калачиком на тряпках…
Когда я проснулся, в оконце синели сумерки. Старик возился у очага. Его жидкие седые волосы казались золотыми от огня. Не оглянувшись, он проговорил:
– Ты хорошо поспал. Ноги больше не болят?
Нет, ноги не болели. Только немного ныли и чесались царапины. Я чувствовал, что силы вернулись.
– Спасибо. Теперь пойду… – сказал я.
– Куда же к ночи? Живи до утра.
– А далеко отсюда до берега?