Дети синего фламинго - Страница 30

Я засмеялся. И мне показалось, что Юлька тоже смеется. Но почти сразу я понял, что он вздрагивает и всхлипывает от слез.

– Да ты что, Юлька… Ну, не надо. Мы же скоро вернемся, честное слово!

Потом я замолчал, чтобы не разреветься самому. Закусил губу и слушал, как Юлька постепенно успокаивается.

Юлька вздохнул, и вздох этот был очень длинный и какой-то прерывистый, словно мы ехали в тряской тележке.

Наконец Юлька сказал:

– У меня всегда так: если слезы подкатят, ничего не могу поделать… У меня такой характер слабосильный. Наверно, потому, что имя девчоночье.

– Какое же оно девчоночье, – возразил я, чтобы хоть чуточку его успокоить.

– Конечно. Ю-у-у-лечка… Так у меня двоюродную сестру зовут.

– При чем тут сестра! А Юлий Цезарь? Он, по-твоему, тоже девчонкой был?

– Так это же Цезарь. А я кто? Просто Юлька…

– А я просто Женька… У нас в классе три Жени – я и две девочки. Но я же не говорю, что я девчонка!

– Ты – другое дело. У тебя характер крепкий…

“У меня-то?!” – хотел заспорить я и уже собрался рассказать, сколько раз отчаянно трусил и пускал слезы на этом острове. Но Юлька опять заговорил (и кажется, опять улыбнулся):

– А мою маму тоже зовут Женя… Евгения Степановна… Она в музыкальной школе работает… Я ее иногда до школы провожал, и, как подойдем к школе, все ребята сразу кричат: “Здравствуйте, Евгения Степановна!”

Он как-то вдруг, очень резко замолчал. Может быть, опять подступили слезы?

Чтобы отвлечь его, я быстро спросил:

– А ты тоже учился в музыкальной школе?

– Не… мне медведь на ухо наступил. Я только иногда слова для песенок придумывал, а мама к ним музыку сочиняла… Мы с ней много песенок написали…

Юлька вдруг рывком повернулся ко мне, и я в скользящих лучах луны увидел его тоскливое и встревоженное лицо. Он сказал глуховато и совсем другим голосом. По-взрослому:

– Если мы не вернемся, она же ни одну песню не сможет вспомнить без слез…

– Вернемся, Юлька, – быстро ответил я, чтобы и его успокоить, и себя. – Вернемся. Скоро уже будет юго-западный ветер. Смотри, луна почти полная.

Он опять лег на живот и уперся подбородком в кулаки.

– Женя… А похоже, будто луна в иллюминатор светит, да?

– Похоже…

– Мы однажды с мамой и папой плыли на теплоходе по морю. Из Одессы в Батуми. Иллюминатор в каюте был круглый, и в него вот такая же луна заглядывала… Тихо было, и совсем не качало. Я полночи не спал, все смотрел. Я люблю на луну смотреть… Может, я лунатик?

Я засмеялся:

– Ты же не бегаешь ночью по крышам…

– Не… – сказал Юлька уже повеселевшим голосом. – Я только стихи про луну сочинил. Хочешь, расскажу?

– Конечно, хочу.

Он видимо, застеснялся, сбивчиво пробормотал:

– Ну… они, наверно, не очень складные… Ты не смейся, ладно?

– Да что ты, Юлька! Рассказывай давай.

Он переглотнул и заговорил…

По-моему, это были хорошие стихи. Я их сразу запомнил, хотя вообще-то запоминаю стихотворения с трудом.

И вот теперь я пишу их, как слышал: с разными остановками и ступеньками – как Юлька говорил. И будто снова слышу Юлькин голос:

Я не сплю…
Лежу я и не сплю
(Только вы не говорите маме)…
Звезды, словно замерший салют,
Гроздьями повисли над домами.
Только я на звезды не смотрю,
Я от нетерпения горю:
Жду,
когда от краешка окна
Круглая появится Луна.
На Луне так много лунных сказок:
Там
над золотистою водой
Желтые растут дубы и вязы
И сидит волшебник с бородой.
Я к нему
по лунному лучу
Побегу сквозь голубую даль.
От него
в подарок получу
Золотую лунную медаль.
Я ее повешу на стене.
И она
ночами
со стены
Будет часто улыбаться мне,
Как сестренка
той
большой Луны.

Юлька замолчал и потом проговорил неловко:

– Ну вот… все.

– Это же замечательные стихи! – от всей души сказал я. – А ты еще говорил: нескладные!

– Мама тоже сказала, что хорошие, – признался Юлька. – Я их ей на день рожденья подарил… Хоть там и написано: “Только вы не говорите маме”, но это же так, почти что в шутку…

“Ничего, Юлька, скоро будет юго-западный ветер”, – снова хотел сказать я, но в горле скребло, потому что я тоже думал о маме. Да и сколько можно говорить одно и то же? Я просто положил свою ладонь на горячее Юлькино плечо и стал смотреть на луну. А она расплывалась, разбивалась на брызги. Потому что характер у меня ничуть не крепче Юлькиного и на ресницы выдавились большие капли.

“Ничего, Юлька, скоро будет полнолуние…”

Я проморгался. Луна опять сделалась четкой. Она висела теперь точно в середине пушечного жерла. Значит, наша мортира была нацелена прямо на нее… Вот если бы сейчас грянул выстрел!

Наверно, мысли все-таки могут передаваться от человека к человеку. Юлька спросил:

– Ты читал книжку Жюль Верна “Из пушки на Луну”?

– Конечно! Я как раз об этом думал!

– И я думал… Вот если бы по правде так было можно: набить пороху – трах! – и полетели…

– А что нам делать на Луне?

– Да не на Луне. Я чтобы домой…

Его плечо приподнялось и опустилось под моей ладонью. “Домой… – подумал я. – Сделать бы снаряд вроде бочки, а к нему парашют для приземления, как у космонавтов… И ка-ак грохнуть!.. Только что от нас останется? Да и разве долетел бы снаряд в такую даль? Плюхнулся бы где-нибудь на острове среди леса. Или в озеро…”

В озеро?

Я представил, как грохается в воду снаряд. Не бочка с пассажирами, а громадное каменное ядро… А у Ящера слабая башка. Щупальца могучие, а темя…

– Юлька… – шепотом сказал я. Но он не ответил. Он быстро и незаметно уснул.

А я не мог уснуть до самого утра. Все думал: если сохранились на бастионах ядра, то, может быть, где-то в подвалах сохранился и порох?